"НЕ ИЗМЕНИТЬ СЕБЕ"
В дневниках Валентина Лебедева, которые печатаются в «Науке и жизни» с 1984 года, перечеркнут привычный взгляд на профессию космонавта. Нам-то казалось — все ясно. Сколько уже написано, рассказано, показано. Профессия — сверхромантичная. Космонавты — здоровые, сильные, умные люди. Иначе быть не может. Ведь отбирают самых лучших и достойных. А тут плохое (а не только безоблачное) настроение, неудачи (а не только удачи) в работе, сложные (а не только безмятежные) отношения на борту. Космонавт, олицетворение спокойствия и выдержки, нервничает, переживает, ночами не спит, мучаясь несовершенством мира. Почему, ну почему так бывает: чем больше берешь на себя, тем в конечном счете больше с тебя спрос, и даже порой за чужие ошибки? Почему, когда человек добр и делится всем, мы к этому привыкаем и воспринимаем как должное, оправдывая тех, кто не дает ничего?
И когда Валентин Витальевич, энергично поздоровавшись, спросил: «О чем будем говорить? О космосе?» — я довольно решительно ответил:
— Нет. Меня волнует, всегда ли торжествует добро? Наказуемо ли зло, равнодушие в пределах одной человеческой жизни? И в чем награда максималиста? Мне кажется, эти вечные вопросы занимали вас и в полете?
— «Занимали»? Да они меня и сейчас не отпускают. Судьба максималиста — в хорошем смысле слова — шагать по терниям. Запомнилась жесткая формула из горьковских «Мещан»: «Жизнь — не по росту порядочных людей». Если вдуматься, каждый человек рождается со своим голосом, со своим неповторимым «я». Почему же так трудно это «я» выразить? Среда норовит тебя растворить. У каждого из нас, естественно, свои слабости, и для того, чтобы скрыть, оправдать их, приходится идти на компромиссы, подстраиваться, разменивать то ценное, что в тебе заложено. И в итоге, вопреки идеалам, формируется характер... не очень бойцовский. У нас прекрасная литература. И неизбежно возникает противоречие между книжным воспитанием, полученным в юности, и реальностями жизни. Важно не отступить! Я столкнулся с этим еще в 10-м классе, когда прыгнул со второго этажа, чтобы доказать, что не трус и готов стать летчиком. Кое-кто расценил это как легкомыслие и глупость. После института пришел на производство... Ты искренне считаешь: если начальник в чем-то неправ, то надо ему прямо об этом сказать. Так учили! А тебе говорят: «Поработай, сколько он, тогда поймешь». — «При чем тут „поработай"? Я с ним не согласен». — «Не спорь со старшими, будь умнее». Ничто так не вредит, как эта мелкая философия пресловутой житейской мудрости. Но, думая о семье, квартире, зарплате, человек подчас подчиняется этой философии.
И все-таки я верю в судьбу максималиста, сам этой судьбой живу, хотя и слышу голоса: «Ты дважды побывал в космосе. У тебя прекрасное направление в работе. Ну зачем „брать в голову" эти проблемы?» А хотя бы затем, что вот вас задели мои мысли и вы ко мне приехали. Затем, что письма приходят с теми же вопросами. Вот выдержка из одного:
«Кажется, что может быть проще — быть всегда честным и искренним: с собой, с людьми, в делах и поступках. Но в действительности для этого надо каждый день преодолевать себя. Говорят, что добрый человек — наполовину личность. Но о честном человеке, наверное, можно сказать, что он — уже личность. Задуматься бы над этим каждому из нас. Спасибо вам за ваш дневник. Отныне он мой союзник в жизни. Нужно, чтобы как можно больше людей прочитали его».
Так вот, я верю в справедливость жизни и надеюсь на ее дистанции не сломаться. Это вполне возможно при одном условии: быть до конца последовательным в словах и поступках. Ты живешь в мире, где каждый смотрит на всех и все — на каждого. В их сознании формируется твой образ. И если ты начнешь фальшивить, он искажается, дробится, люди перестают тебе верить.
Конечно, есть вокруг нас и такие, кому просто не нравится, что вот живет человек и не гнется. Но их, к счастью, не так много.
— Валентин Витальевич, где тут логика? Если так жить труднее, человек должен выбирать другой путь — более экономичный, не требующий стольких душевных затрат. Зачем же плыть против течения, постоянно натыкаясь на острые углы? Вообще, вам не кажется, что как-то незаметно произошла подвижка общественного сознания? Порядочный человек — тот, у кого все в порядке. Страдаешь? Ясно, неудачник. Отождествили счастье с обеспеченностью, с житейским благополучием. Да и с точки зрения естественного отбора выживает тот, кто лучше приспособлен...
— Знаете, откуда это берется? Иные людишки, во главу своей жизни ставящие личный комфорт, стремятся, чтобы и остальные вслед за ними считали накопительство благом. Им хочется и себя обелить, и тех, кто живет по-иному, унизить, выставить недотепами. Вот, мол, сами не соображают, куда «гонят волну». Но каждый истинно порядочный человек понимает: нельзя допускать, чтобы в жизни процветала посредственность.
Что же касается естественного отбора, думаю так. В механизме жизни заложено стремление вперед. И максималисты в этом стремлении — доноры энергии, увлеченности. Иногда их называют чудаками. А они доказывают, что для любимого дела, для творчества, для воспитания — жизни не жалко. Понятно, жизнь испытывает их на прочность, но даже те, кто пробует бороться с ними, в борьбе незаметно тянутся к ним. Происходит общее движение вперед!
Не будем закрывать глаза: сознательно идя на трудности, максималисты подчас рискуют добрым именем, здоровьем. Не обходится без поражений и потерь. Но у них свои обретения и победы, и вкус их слаще.
— На пресс-конференции перед новым полетом вы сказали примерно так: «Много раз попадал в неприятные истории из-за своей откровенности. Но меняться, закрепощать эмоции не хочу. Искренность — удел детства? Не согласен». Репутация неудобного человека вас не смущала. А раз трудно с вами, значит, трудно и вам. Хотя, если следовать формальной хронологии, у вас очень легкий путь в космос. В 1972 году были зачислены в отряд космонавтов, в 1973-м — полетели. Как в сказке...
— Надо знать, как эта сказка сказывалась.
— Да, учились в МАИ и в аспирантуре, параллельно, решив стать летчиком-испытателем, а затем уже космонавтом, осваивали планеры, поршневые, реактивные самолеты и вертолеты, работали в конструкторском бюро, но в отряд попали только с девятой попытки... Так неужели в критические моменты не возникало соблазна пойти на компромисс, не обострять ситуацию?
— Расскажу о двух конфликтах. А вы судите. В первый после института год работы начальник отчитал меня за мелкие упущения. Отчитал при всех, под горячую руку. Обидно! Мне было двадцать четыре года, зеленый новичок. Набрался смелости, попросил его выйти в соседнюю комнату. «Александр Иванович, — говорю, — если вы на меня еще раз повысите голос, я с вами работать не буду»... Сейчас, когда встречаемся, не могу сдержать улыбки. Представьте: его возраст, авторитет, положение и — не он мне, а я ему ставлю условие. Абсурд! Но именно с тех пор он меня стал уважать. Потом давал рекомендацию в партию.
Второй случай. В отделе готовился срочный документ, а я отказался его подписывать. По объективной причине. Соседи ждут, наши наседают: давай скорей, после мы все приведем в соответствие. Но не могу, органически не могу врать. Вызывает начальник отдела: «Я прошу подписать». — «Извините». — «Что — извините?» — «Не подпишу». Он смотрит с таким изумлением: «Ну что ты лезешь на рожон? Мы тебе даем характеристику в отряд. А можем и не дать». Отвечаю: «Тем более. Тихой сапой в отряд не пойду».
Между прочим, ни тот, ни другой руководитель не были добрячками. Отнюдь. Это люди сложные, в чем-то противоречивые. Но оба стали на мою сторону: их привлекла позиция. Короче, взял я и этот барьер. А стоило «прогнуться», подыграть под ситуацию — все, пиши пропало. Говорю же: или идти этим путем, или нет.
— Как раз неотступных, принципиальных людей, единожды изменивших своим убеждениям, окружающие судят строже, чем тех, кто всю жизнь применяется к обстоятельствам.
— Может, и так. Понимаете, если у вас имелся набор жизненных позиций с
вытекающими последствиями, то можно было бы, изучив статистику, выбрать для себя подходящий вариант. Но в том-то и дело, что рецептов на все случаи жизни нет. Каждый человек — творец своей судьбы, чем и интересен. Живя, ты раскрываешься, выбираешь свой путь и должен сам пройти его до конца.
То есть в каждой позиции есть какая-то ограниченность. У меня своя судьба, свой взгляд на жизнь. Человека, изменившего самому себе, чувствую слабее, не пережил его трудностей. Могу о них лишь догадываться.
отрывок из интервью 1988 г.